Значащее имя
За столом я часто пачкаю одежду – соком, кофе, соусом, клубникой, свеклой, вином, но при первой возможности бегу сполоснуть пятно, отмыть, растворить, оттереть его и, как правило, в этом преуспеваю. Тем более, в Калифорнии все быстро сохнет прямо на мне, да и нравы просты до чрезвычайности. Разумеется, некоторые хмыкают, но я не смущаюсь, черпая уверенность в опыте двух авторитетных фигур: Мартина Лютера, – как и он, я не могу иначе, и главного композитора и министра культуры советской Грузии Отара Тактакишвили, о котором, кроме его незабываемой фамилии, знаю ровно одно – историю, рассказанную папой.
На официальном приеме для членов Союза Композиторов папа оказался соседом Тактакишвили по столу. Тот был одет с грузинским шиком, выглядел прекрасно, держался, как всегда, джентльменом. Но вдруг капнул чем-то жирным себе на костюм. С кем не бывает?! Интересно, конечно, не это, а то, как в предложенных обстоятельствах повел себя герой.
Обнаружив пятнышко, Тактакишвили принялся незаметно для окружающих оттирать его, то и дело смачивая водой из стоявшей перед ним бутылки нарзана. При этом он поддерживал застольную беседу, поднимал тосты, вообще не подавал виду, что чем-то озабочен, но ни на минуту не прекращал неуклонной работы над пятном. Это продолжалось часа два. К концу обеда от капли не осталось следа, и Тактакишвили с торжеством посмотрел на папу, бывшего единственным свидетелем его тайного подвига.
Авторитет Тактакишвили – как грузина, щеголя, министра, корифея национальной музыки и воплощения чистоплотности и выдержки – подкрепляется для меня еще одним, близким моему сердцу лингво-поэтическим соображением. Его имя и фамилия запоминаютсяраз и навсегда благодаря одушевляющей их забавной мнемонике. Ну, прежде всего, восточное мужское имя Отар немедленно начинает подмигивать восточной же, но женской и малопрестижной отаре овец. Корень фамилии, кончающейся типовым грузинским суффиксом –швили, образован, на русский слух, повторением местоименного так, в результате чего фамилия предстает целиком состоящей из неполнозначных морфем. Как если бы этого было мало, сочетание так-так с последующим и дает уже отчетливо комическое – «одесское» – так таки, после которого –швили прочитывается как стандартное до анонимности обозначение грузина вообще. Как его зовут? Так таки Швили!
Когда я слушал папин рассказ, давно занимавшая меня подозрительная аура имени композитора неотвратимо сконденсировалась в жирную каплю, запятнавшую его костюм. И не менее неотвратимо та методичность, с которой он тер, тер, тер и, наконец, стер унизительное пятно, предстала проекцией безупречных повторов и симметрий, пронизывающих этот роскошный антропоним. В нем два к, три та, сначала все четыре звука а, потом все три и, сначала все пять глухих взрывных (т-т-к-т-к), потом три (из четырех) фрикативных и плавных (ш-в-л; лишь раннее р нарушает единообразие), и – музыка трехстопного ямба.