Кашрут в бессмертие
Историй со сложными пируэтами вокруг кошерности сколько угодно, но интереснее ее побочные ответвления.
Виталий Гринберг, знакомый моим читателям как теоретик мирового наебона, внес вклад и в эту копилку. Как-то раз, катаясь на горных лыжах в Биг-Бэр-Лейк, мы сделали перерыв на посещение туалета. Операция это утомительная. Лыжи отстегиваются, снимаются, в тесной кабинке долго рассупониваешься, а потом засупониваешься обратно. Помыв руки, я, наконец, с облегчением направился к выходу, но был остановлен театральным окриком Виталика:
– НЕВЕРНО!!!
– Что неверно?
– Покажи, как ты делал.
Я вернулся и приступил к показу, сопровождая его, как при разборке винтовки на военном деле, словесным описанием. – Намыливаем руки, пускаем воду, моем руки, берем салфетку, вытираем руки, бросаем салфетку в корзину, открываем дверь…
– Неверно!!!
– Что тут может быть неверно?
– Показываю. – Виталик отодвинул меня от умывальника. – Намыливаем, моем, вытираем салфеткой, ТОЙ ЖЕ САЛФЕТКОЙ ПОВОРАЧИВАЕМ РУЧКУ ДВЕРИ, открываем дверь, и ТОЛЬКО ТОГДА выбрасываем салфетку. – Придерживая дверь ногой, он с баскетбольным шиком метнул салфетку в корзину. – Ты подумал, сколько народу хваталось за эту ручку?!
– Допустим, допустим. Но вот ты сейчас выйдешь на склон, закричишь: «Кто тут single?», сядешь на подъемник с первой попавшейся девицей и в тот же вечер припадешь ко всем ее отверстиям, не задумываясь, кто делал это до тебя. Нет ли тут, Виталик, противоречия?
– Противоречие? А есть. Есть. Есть противоречие. Жизнь полна противоречий!!
Допрошенный, откуда его супергигиенические замашки, он рассказал о бабушке, которая держала свое ручное полотенце не в ванной, а у себя в комнате. Помыв руки, она шла к себе через столовую, покачивая поднятыми над головой влажными ладонями – демонстрируя их нетронутую чистоту. Однажды Виталик пробрался к ней в комнату и осмотрел полотенце. Оно выглядело грязноватым – но, конечно, это была «своя» грязь.
Установка на неприкасаемость может разыгрываться и на более возвышенном уровне. Впрочем, и тут не обходится без рук.
Омри Ронен славится среди коллег высокой требовательностью в выборе не только знакомых, но и лиц, чьим именам он позволяет появиться рядом с его собственным в статье, сборнике, списке литературы. Один его многолетний друг подвергся опале за то, что не отмежевался от соавтора, на вебсайте которого Ронен обнаружил ссылку на, с его точки зрения, некошерного персонажа.
В свое время учившийся в Гарварде у самого Якобсона, Омри говорил мне, что брал у него и уроки неподавания рук разжалованным коллегам.
– Роман Осипович показывал, как это делается. – Миниатюрная фигура Омри приобрела величественный вид. Отойдя на несколько шагов для разгона, он с высоко поднятой головой двинулся в мою сторону. – Руки принимаются назад, вот так. – Как физиотерапевт, демонстрирующий пожилому пациенту оздоровительную гимнастику, он вытянул обе руки вперед, затем плавно завел их за спину и, глядя ввысь, прошествовал мимо.
Это выглядело умилительно, и я посмеялся, не помышляя, что, вообще говоря, и сам не гарантирован от подобной экзекуции. Пока что черный день не наступил, но какие-то признаки перевода в разряд трефного я ощущаю. А с публикацией этой виньетки фарс вполне может обернуться трагедией.
Кстати, в моем опыте Якобсон, действительно, не был чужд профессионального кашрута. Я уже писал, как он однажды заочно отлучил меня (к счастью, на время) за упоминание о нем в одном абзаце со Шкловским. Хотя, какой там кошер – от Шкловского отгораживаться, а с Виноградовым и Филиным возжаться? Жизнь полна противоречий.
Еще круче всегда держал себя В. В. Иванов, тоже наследник Якобсона. Он даже, кажется, давал пощечины – то ли Евтушенко, то ли Палиевскому, то ли кому-то еще. Но это уже не кашрут. К трефному нельзя прикасаться. Тут что-то арийское, дворянское, рыцарское.