Читатель, вот мои «Досуги»… Суди беспристрастно! Это только частица написанного. Я пишу с детства. У меня много неоконченного (d’inachevé). Издаю пока отрывок.
Козьма Прутков[1]
Прутков переводит inachevé (фр.) как «неоконченное»; допустимы были бы варианты: «незаконченное», «незавершенное». Инфинитив (от лат. infinitivus modus), называется по-русски также «неопределенным наклонением», но мог бы, в принципе, быть назван и «неоконченным, незавершенным, неконечным»,[2] поскольку лат. finis в такой же мере «конец», как и «предел».[3] Так что соотношение, вынесенное в заголовок статьи, основано на почти полной синонимии, получающей неожиданное подтверждение на материале истории инфинитивного письма (ИП).
История русского ИП[4] насчитывает на сегодня почти три столетия – восходя к Тредиаковскому («Видеть все женски лицы…», 1730; «О коль сердцу есть приятно…», 1730). Но абсолютное ИП, то есть стихотворения, целиком состоящие из инфинитивных конструкций (не подчиненных никакому другому, например модальному, слову), возникло в русской поэзии около 1900 г. Его пионерами были Иннокентий Анненский («Поэзия», 1904; «Идеал», 1904; «С четырех сторон чаши», 1904; «Кулачишка», 1906; «Три слова», не позже 1909, п. 1923; «Только мыслей и слов…», », не позже 1909, п. 1923), Федор Сологуб («Не быть никем, не быть ничем…», 1894; п. 1978),[5] Сергей Рафалович(«Не ведать ни счастья, ни горя…», 1901), Максимилиан Волошин («Быть черною землей. Раскрыв покорно грудь…», 1906), Саша Черный («Жить на вершине голой…», 1909; «Сжечь корабли и впереди, и сзади…», 1909), Сергей Городецкий («Мощи», 1910), Велимир Хлебников («Леший на распутьи», 1908; п. 2000), Борис Пастернак («Быть полем для себя; сперва как озимь…», 1909-1913? п. 1969). К 1911 г. это начальный этап был завершен — абсолютное ИП вошло в моду.
Хронология непростая. Поэтов я расположил по годам рождения, и это до какой-то степени совпало с иерархией по количеству и влиятельности текстов – настоящим зачинателем абсолютного ИП в русской поэзии был Анненский. Не менее осмысленно следовать датировке самих стихотворений, однако, сразу же возникает вопрос, на какие даты ориентироваться — написания или публикации. Расхождения между ними могут объясняться частными причинами, но напрашивается и одна общая: инфинитивные стихи изначально могли восприниматься их авторами как незавершенные фрагменты, не годящиеся для публикации.
Таков, очевидным образом, случай пастернаковского «Быть полем…».[6] Но особенно поразителен разрыв между двумя датами — 84 года! — у самого, по-видимому, раннего образца русского абсолютного ИП – стихотворения Сологуба:
Не быть никем, не быть ничем, Идти в толпе, глядеть, мечтать, Мечты не разделять ни с кем И ни на чтоне притязать. |
Очевидно, что абсолютное ИП до поры до времени не признавалось литературным фактом, хотя уже в 70-е гг. XIX в. могло выступать в качестве словесной составляющей факта вокального – романса П.И. Чайковского «Забыть так скоро» (1870, п. 1873) на слова, приписываемые А.Н. Апухтину (и возможно, измененные композитором).[7] Это еще один аспект неизбежной размытости ситуации с хронологическим приоритетом в области руского абсолютного ИП.
Автором, первым опубликовавшим полностью инфинитивное стихотворение, оказывается, по пока что собранным данным, Сергей Львович (Зеликович) Рафалович (1875-1943/1944?), примыкавший к символистам и много переводивший с французского. Вот его текст 1901 года:
>Не ведать ни счастья, ни горя, Забыться без мыслей, без слов, Парить над пучинами моря, Над темной грядой облаков; Не знать ни надежд, ни стремлений, Ни ласки, ни верной любви, Ни страсти горячих молений, Ни веры могучей струи; Презреть нетцветшие силы, |
Начиная с XVIII в. писалось и печаталось множество неполностью инфинитивных стихов – таких, где инфинитивный фрагмент подчинялся предваряющим его оборотам (глаголам типа хочу или существительным типа мечта)или, создав на время иллюзию абсолютности, в последний момент подверстывался под завершающую фразу с Се…, Так… или Вот… Характерные примеры обоих типов находим уже у Тредиаковского: первого — в «О коль сердцу есть приятно…», где приятно вводит пять инфинитивов, охватывающих весь последующий текст; второго – в «Видеть все женски лицы…», где за первой инфинитивной строкой следуют еще четыре, а затем неинфинитивное завершение: Такову то любимство Дает в жизни всем сладость!
Этот порядок сохраняется и в XIX в., но у Ф.И. Тютчева намечается оригинальный перелом. Около 1835 г. (не позднее 1836-го)[9] он пишет стихотворение:
Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать-Земля… Духов бесплотных сладострастья, Твой верный сын, не жажду я… Что пред тобой утеха рая, Пора любви, пора весны, Цветущее блаженство мая, Румяный свет, златые сны?.. Весь день, в бездействии глубоком, |
Оно состоит из двух равных по длине частей: одной очень личной (я, тебе) неинфинитивной, другой — абсолютно и безлично инфинитивной. И, что существенно, между этими частями нет ни синтаксической, ни хотя бы местоименной зависимости: они соседствуют, из чего читатель вправе делать смысловые выводы, но никакими языковыми средствами связь между ними не маркирована. В результате, вторая, инфинитивная часть полностью сохраняет свою абсолютность.
Чтобы оценить новаторство Тютчева, сравним его стихотворение со сходной пейзажной «Элегией» В.И. Туманского (1824, п. 1825), построенным на привычном замыкании квази-инфинитивной серии оборотом типа Вот…
На скалы, на холмы глядеть без нагляденья, Под каждым деревом искать успокоенья; Питать бездействием задумчивость свою; Подслушивать в горах журчащую струю Иль звонкое о брег плесканье океана; Под зыбкой пеленой вечернего тумана Взирать на облака, разбросанны кругом В узорах и в цветах и в блеске золотом, – Вот жизнь моя в стране, где кипарисны сени, Средь лавров возрастя, приманивают к лени, Где хижины татар венчает виноград, Где роща каждая есть благовонный сад. |
Тютчев как бы переставляет неинфинитивный фрагмент в начало и обрывает его связь с последующим инфинитивным. Сохраняя в основном лексику Туманского, мы получили бы нечто вроде:
*Я жизни рад в стране, где кипарисны сени […] Где роща каждая есть кипарисный сад. На скалы на холмы глядеть без нагляденья […] Взирать на облака, разбросанны кругом. |
Следующим приближением к Тютчеву мог бы стать отказ от традиционно элегического шестистопного ямба в пользу более обыденного и непритязательного четырехстопного.
Однако тютчевское стихотворение оставалось ненапечатанным еще сорок с лишним лет. Оно было в числе рассматривавшихся А.С. Пушкиным для публикации в «Современнике» (в 1836-1837 г)[10] , но не вошло в нее и было опубликовано лишь посмертно — в 1879 г.. Сначала, видимо, сыграл роль консерватизм Пушкина, потом – шикарный «дилетантизм» Тютчева, не заботившегося[11] о печатной судьбе своей продукции, но так или иначе, литературным фактом оно стало лишь в преддверии модернистской активизации ИП.
Полу-абсолютные инфинитивные коллажи, подобные тютчевскому, заново опробовались пионерами русского абсолютного ИП в первые годы XXв., например
(На этом рукопись статьи обрывается. – Ред.)
[1] Сочинения Козьмы Пруткова. Казань: Таткнигоиздат, 1956. С. 27.
[2] В английской терминологии infinitives противопоставлены finiteverbs – букв. «конечным», а не как в русской — «личным».
[3] См. И. Х. Дворецкий. Латинско-русский словарь. Изд. 2-е. М.: Русский язык, 1976. С. 428.
[4] Здесь и далее я отсылаю читателя к работе: А. К. Жолковский. Русская инфинитивная поэзия. Антология. СПб: Академический проект (inachevé).
[5] Федор Сологуб. Стихотворения/ Вст. ст., сост. , подг. и прим. М. И. Дикман. Л.: Советский писатель, 1978. С. 589.
[6] Первое абсолютно инфинитивное стихотворение — «Раскованный голос» — поэт опубликует в 1915 г.; хрестоматийное «Февраль. Достать чернил и плакать..» (1912, п. 1913) не полностью инфинитивно.
[7] А. Н. Апухтин. Полное собрание стихотворений. Л.: Советский писатель/ Сост., подг. и прим. Р.И. Шацевой. С. 424.
[8] Сергей Рафалович. Весенние ключи. Стихотворения. СПб: Типография Товарищества М. О. Вольф, 1901. С. 97.
[9] Ф. И. Тютчев. Лирика. Т. I./ Подг. К. В. Пигарева. М.: Наука, 1966. С. 365.
[10] За эти сведения я признателен юбиляру.
[11] подобно некоторым из своих исследователей.