А. К. Жолковский
Одним из вождей советского структурализма был С. К. Шаумян. С голым черепом неправильной формы, напоминавшим картины Олега Целкова, с лихими усами, маленькими глазками и форсированной, вырывающейся наружу как бы под большим давлением, речью, он являл колоритную фигуру. Будучи не просто членом партии, а племянником одного из 26-ти бакинских комиссаров и потому имея ход наверх, он пробил создание в Институте русского языка АН СССР сектора структурной лингвистики, который и возглавил. Научная его репутация зиждилась на собственном варианте хомскианской порождающей грамматики – аппликативной модели со спаренными генераторами (спаренными гениталиями, острил Мельчук). Он излагал ее, один и совместно со своей последовательницей П. А. Соболевой, в докладах, статьях и книгах, руководил диссертациями и, казалось, достиг всех мыслимых успехов. Правда, коллеги, как справа, из традиционного лагеря, так и слева, из структурного, посмеивались. Возможно, именно это толкнуло его на очередной смелый шаг.
Тысяча девятьсот семидесятый год, ленинский юбилейный, прошел с невероятной помпой, не ослабевшей и по его истечении. Шаумян решил разработать золотую жилу. Сотрудники Академии включают свои будущие исследования в тематические планы институтов, и он запланировал монографию “Ленин и язык”. Проведав об этом, структурная вольница стала, естественно, хмыкать и зубоскалить, к чему Шаумян был, скорее всего, готов; но роковой удар подстерегал его с другой стороны.
Заявку не утвердили. Оказалось, что к сочинению книг на тему “Ленин и…” допускаются исключительно лица, входящие в некий список, в котором Шаумян пока что не значился.
Развязка последовала неожиданная, но, как полагается в крепком сюжете, хорошо подготовленная. Разочаровавшись в ленинских нормах партийной жизни, Шаумян подал документы на как раз подоспевшую эмиграцию в Израиль и вскоре получил профессорскую ставку (злые языки говорили, что спонсированную богатыми армянами) в Йельском университете.
Я встречал его как там, так и на конференциях по славистике. Однажды он даже выступил в прениях по моему литературоведческому докладу, что дало ему повод несколько раз повторить, отчаянно артикулируя и жестикулируя, что “Чомскиз сиори”, теория Хомского, “из рронг”, неправильна, а наша, “ауар сиори”, т. е., надо понимать, советская, шаумяновско-жолковско-мельчуковская, “из ррайт”, правильна.