КУХОННАЯ ЛАТЫНЬ - Alexander Zholkovsky

А. К. Жолковский

Речь пойдет о потаенном тексте Гениса и Вайля, – невероятно, но есть и такой.

Их тандемом я заинтересовался вскоре по приезде в Штаты. Они писали много, весело и обо всем: эмигрантской прозе и русской классике, 60-х годах и отечественной кухне, США и других странах; они печатались в русскоязычной прессе, издавали книги и дуэтом выступали на конференциях. Я с пристрастием к ним присматривался. На ренессансную широту их диапазона я не претендовал, но поучиться раскованности хотелось.

Однако в моей белой, по идее, зависти сразу наметились черные пятна. Читать было легко, но верилось с трудом. Сжижению, а тем более переводу в кристаллическую форму, этот веселящий газ не поддавался. Они броско писали об Аксенове, Соколове и Лимонове, но при попытке принять прочитанное к сведению обнаруживалась отличающая поэзию несоизмеримость с пересказом. Это был, так сказать, дерзкий эксперимент по созданию прозы поэта, держащейся на собственной тяге, без опоры на параллельную поэтическую ипостась авторов.

Про себя я назвал их стиль работы “быстроупак” и, берясь за перо, беспокоился, как бы не вышло похоже. Сегодняшнему читателю, выросшему на Генисе и Вайле, мой тон покажется кощунственным, но в 80-е годы их двойной профиль не был еще отлит в бронзе, и парижский остряк Толстый пустил в оборот прозвище “Пенис и Гениталис”.

(Хоть поздно, а латинская завязка есть. Вообще, латынь вернулась в моду ныне. Началось, наверно, с “Писем к римскому другу” Бродского, а после перестройки обедневшие филологи хлынули в СМИ и, дистанцируясь от журналистского плебса с его маркетингами и киллерами, принялись ставить в конце статей сплошное vale. Пародируя чемпиона этого жанра Максима Соколова,

Дм. Быков недавно выдал: Exegi monumentum uber alles a la guerre comme not to be. Тут уж, как говорится, nec plus ultra.)

Мы были знакомы, встречались на конференциях, они побывали у нас с Ольгой в Санта-Монике и ответили гостеприимством в Нью-Йорке – повозили по городу, показали Брайтон-Бич, а дома (кажется, у Гениса) покормили собственноручным обедом, который венчало фирменное блюдо из акулы. Акула представила скорее познавательную ценность, но за ней последовал незабываемый филологический десерт.

– Хотите мы покажем вам меню древнеримского обеда, которым мы угощали Бродского? – предложил Генис.

Он принес рукописно исполненную карту, и в глаза бросилась грамматическая каша. Мои познания в латыни скромны, но все-таки включают фундаментальную истину о склоняемости существительных и согласуемости прилагательных. А жанровая природа меню такова, что этого в сущности достаточно для построения искомых конструкций, типа карп речной, и избегания нежелательных, типа свиной отбивная. (Из самого меню не помню ничего, но за назывной синтаксис ручаюсь.)

Игнорируя знаки, подаваемые тактичной Ольгой, я позволил себе усомниться в некоторых наименованиях, но встретил горячий отпор.

– Вот тут, наверно, должен быть родительный… Откуда вы брали названия блюд?

– Да все правильно. Каждое слово из словаря.

– Но грамматика…

– А Иосифу понравилось.

Как известно, важнее знания представление о границах, отделяющих его от незнания… Диагноз усугубляла ссылка на Бродского – аmicus Plato sed magis amica veritas.

Кстати, не окончивший школу лауреат, понимая, что его латынь, как у большинства из нас, “паршива” (“Письмо Горацию”), осмотрительно полагался на готовые формулы вроде Anno Domini и когито эрго сум. Но мог и облажаться, как, например, со стильным заглавием 5-й части “Литовского дивертисмента”: “Amicum-philosophum de melancholia, mania et plica polonica”. Он позаимствовал его из названия старинной книги, хранящейся в Вильнюсе, и под страницей дал свой перевод: “Другу-философу о мании, меланхолии и польском колтуне”. Однако латинский аккузатив amicum-philosophum сам по себе не может значить другу-философу, не хватает предлога ad, – Бродский неграмотно обрезал латинское название. 1

Так что взывать к “Иосифу” тут не приходится, и в любом случае, quod licet Iovi, non licet bovi. Да и неизвестно (теперь уже навеки), чтo именно ему “понравилось” – концепт, эпиграфика, гастрономия или добрые намерения поклонников, которых шеф-повар мировой поэтической кухни не стал, в отличие от меня, алиенировать. Suum cuique.

Широкий разлив их славы в метрополии меня озадачил, но недавно Катя предложила объяснение: они выполняют важный социальный заказ. Русские люди открыли для себя Запад, побаиваются его, а Генис и Вайль популярно заверяют, что нет, не страшно, мы там были, это – так, а то – так, все понятно, бояться нечего. Они, конечно, привирают, но тем увереннее чувствует себя читатель, догадываясь, что надо будет – и Древний Рим распатроним.

Полный текст их латинского опуса остается, насколько я знаю, неопубликованным, и читателю придется пока что довольствоваться моими свидетельствами, как в случае древних авторов, дошедших до нас в отрывочных упоминаниях. Feci quod potui, faciant meliora potentes.

1 “Responsum St. Bisii ad amicum philosophum de melancholia, mania et plica polonica sciscitantem” -“Ответ Ст[ефана] Бизио другу-философу, интересовавшемуся меланхолией, манией и польским колтуном”.