А. К. Жолковский
В 50-е годы в папиных разговорах за чайным столом и устных новеллах стал фигурировать музыковед-графоман с запоминающейся, иногда казалось, нарочно придуманной фамилией – Оголевец. Бывший работник милиции, он вел себя нахраписто, печатал огромные тома с претензией на тотальную перестройку музыкознания, скандально требовал их обсуждения и признания своего величия.
В ходе кампании по увековечению своей славы он не постеснялся обратиться за отзывом к Шостаковичу, со слов которого и стала известна эта история.
Отметая возражения, он добился аудиенции и попросил письменно засвидетельствовать непреходящую ценность его работ. Шостакович, неспособный никому отказать прямо, стал, нервно наигрывая что-то пальцами на щеке (папа всегда показывал его так), всячески отнекиваться – он не читал книг Оголевца, сейчас у него нет времени с ними ознакомиться, он не музыковед, научных отзывов не пишет, это отняло бы слишком много сил…
– Не нужно ни о чем беспокоиться, – надвигаясь на него, с угрожающей членораздельностью объявил Оголевец. – Я все подготовил. Вот отзыв. – Он раскрыл портфель и протянул Шостаковичу отпечатанный текст с зияющим местом для подписи.
Шостакович стал читать:
“Гениальные работы выдающегося музыковеда А. С. Оголевца открывают новую страницу в истории советского и мирового музыкознания. Их историческое значение…”
– Как же вы можете так о себе писать? – спросил пораженный Шостакович, хотя после всего, к тому времени пережитого, наверно, мало что должно было его удивлять.
– ЭТО НЕ Я ПИШУ, – левой рукой папа описал большую дугу и уперся указательным пальцем себе в грудь. – ЭТО ВЫ ПИШЕТЕ!!! – Правый перст он устремил на воображаемого Шостаковича.
Шостаковичу отчаянно хотелось только одного: чтобы этот ужасный человек как можно скорее оставил его одного. Он оторвал руку от щеки, схватил ручку и подписал отзыв.
Папа говорил, что сходным, хотя и не во всех деталях, было происхождение многих текстов Шостаковича.